Публікації

Інтерв’ю старшого аналітика ІСП Леоніда Літри для казахського інтернет-видання Bastablog.kz (текст російскою мовою)Леонид, не так давно Молдова подписала соглашение об ассоциации с Европейским союзом одновременно с Грузией и Украиной. Можно ли это назвать форсированием процесса, который долгое время откладывался? Если да, то какую роль сыграла здесь ситуация с Украиной?\
– Мне не кажется, что процесс откладывался. Со стороны ЕС была готовность подписать договоренность с Украиной еще в 2013 году, а с другими странами соглашение на тот момент еще не было готово. Но, действительно, после поворота Армении на 180 градусов, стало заметно, что Евросоюз начал ускорять процесс. Думаю, повлияло и происходящее в Украине.

Политические процессы ускорились из-за динамичной, агрессивной позиции России. В отличие от Евросоюза, она не хочет ждать, пока государства, в которых она геополитически заинтересована, четыре года будут заниматься налаживанием каких-то внутренних процедур и потом еще через год поставят вопрос о более тесной интеграции на голосование. Москва хочет получить все сразу и быстро. Поэтому если ЕС оперативно не реагирует на импульсы стран восточного партнерства, они вынуждены как-то налаживать отношения с Россией.

То, что соглашение было подписано всеми тремя странами – это хороший сигнал. К сожалению, с ратификацией так не получилось. Молдова и Грузия ратифицировали соглашение сразу – Молдова через день, Грузия через неделю. В парламенте Украины ратифицировали в сентябре – как позже стало понятно, из-за того, что использовали это как предмет торга в отношениях с Россией. Я полагаю, что Украина была инициатором такой позиции, хотя считается, что в ЕС говорили , мол, «ребята, давайте мы сейчас подпишем договор, только вы его не ратифицируйте, потому что на фоне того, что происходит у вас с Россией, это только усугубит ситуацию. Не надо их провоцировать, давайте поговорим насчет их претензий к договору».

И то, и другое звучит довольно смешно, ведь когда ты покупаешь квартиру, ты не идешь к соседям и не спрашиваешь их – можно тебе купить эту квартиру или нельзя?

В итоге, соглашение ратифицировали и отсрочили имплементацию на 1 год и 3 месяца. Это очень плохо выглядит, особенно когда Россия утверждает, что за этим стоят не политические, а чисто экономические мотивы – якобы, российская экономика понесет большие потери. Евросоюз уже просил показать расчеты по возможным потерям в конкретных отраслях. Россия не смогла это показать. В сеть уже был слит документ из 50 страниц, где указано, что именно Россия просит поменять в соглашении об ассоциации между Украиной и ЕС. Там четко видно – Кремль хочет добиться того, чтобы Украина могла, даже при наличии соглашения об ассоциации с ЕС, войти в Таможенный союз.

Евросоюз, соглашаясь на отсрочку имплементации, практически согласился на то, что не Россия будет доказывать, какие экономические потери ей угрожают в случае вступления соглашения в силу, а теперь уже ЕС должен будет доказывать России, что она ничего не потеряет. Украина не могла не согласиться на такой вариант, потому что при нынешней ситуации в ее экономике, это вообще был бы шок. Почти все дипломаты (даже в Киеве) говорят, отсрочка стала очень хорошим вариантом, хотя я с этим не согласен. На мой взгляд, обсуждение самой возможности пересмотра соглашения – принципиальная ошибка. Это лазейка, которую уже пытаются использовать даже в Молдове, где оппозиция инициирует отсрочку имплементации по примеру Украины.

– Насколько сильно влияние России на уровне институциональных игроков? Есть ли какие-то СМИ, фонды, партии, которые явно проводят пророссийскую линию?

– Есть несколько таких рычагов влияния и та палитра, которую ты перечислил, они все, в принципе, присутствуют. В последнее время это влияние усугубилось через ряд политических партий…

– Коммунисты?

– Социалисты и другие юные политики вроде Ренато Усатый, которые скорее всего финансируются Москвой. Дело в том, что коммунисты симпатизируют России, но все же они в большей степени этатисты, придерживаются линии государственности. А вот социалисты и другие вышеперечисленные – конкретно и активно работают по всем месседжам, которые передаются из России в плане пропаганды.

В информационном плане в Молдове действуют российские каналы. Один из них – «Россия 24» – закрыли на полгодa за пропаганду, манипуляции и отсуствие плюрализма мнений, а пару других оштрафовали. Считается, что причиной было извращение фактов российского вторжения в Украину.

– Это была официальная формулировка?

– Нет, не официальная. Так или иначе, я думаю, что закрытие каналов – это правильный шаг, потому что по-другому невозможно этому противостоять. Есть еще несколько каналов, которые можно было закрыть, но ввиду предстоящих в ноябре выборов политики осторожничают, опасаясь непредвиденных последствий, ведь на этом фоне пророссийские партии смогут сильнее мобилизировать свой электорат.

Российская пропаганда работает усиленно и дает плоды.

Поддержка интеграции с ЕС уменьшилась до 35%, зато поддержка Таможенного союза выросла до 38%. Социологи делали исследование по 19 критериям – среди них борьба с коррупцией, уровень жизни, социальное обеспечение, здравоохранение, зарплаты и многое другое. Они спрашивали у людей, например, в плане борьбы с коррупцией, где лучше – в Евросоюзе или в Таможенном союзе, и так по всем пунктам. ЕС намного перевесил ТС по большинству критериев. Из 19 критериев, по 17 респонденты ответили «намного лучше» в ЕС, по одному пункту (безработица) ответ был «наравне», и еще по одному критерию ТС возобладал – это был критерий потребительских цен. Повторюсь, по 17 из 19 пунктов ЕС лидирует с большим отрывом. Но когда после всех этих вопросов спрашиваешь человека, за что ты будешь голосовать на референдуме, за ТС или ЕС, он выбирает ТС.

Иррациональность, отсутствие связи между аргументом и выводом – это типичный результат пропаганды.

– Как Россия применяет экономические рычаги влияния?

– Россия ввела эмбарго на вина в прошлом году, в 2014 на фрукты и другие продукты, а также исключил Молдову из зоны свободной торговли с 1 сентября, когда вступило в силу соглашение об ассоциации с ЕС. В принципе, эффект случился обратный – за первые 5 месяцев 2014 года 58% молдавского экспорта идет в Европу, и до 20% идет в Россию. Рост экспорта в страны ЕС составил где-то 12%.

Самый важный рычаг давления России на Молдову – энергетический. Молдова зависит на 100% от российского газа. Чтобы снизить зависимость от Газпрома, было начато строительство газовых интерконнекторов s Румынии, но пока проблема заключается в отсутствии компрессионных станций и увеличенной трубы до Кишинева. Поэтому сейчас там довольно ограниченная мощность. В случае необходимости она сможет обеспечить минимальную потребность, но далеко не 100%. Есть также проект, который должен закончиться к 2019 году, когда будет готов новый трубопровод из Румынии до Кишинева, который полностью обеспечит Молдову природным газом. Если взять Молдову без Приднестровья, то годовое потребление составляет почти 1 миллиард кубометров. Этот газопровод сможет транспортировать 1,5 млрд. кубов, когда будет готов.

Еще одна проблема, которая может вскоре всплыть как рычаг давления – это трудовые мигранты.

Их много – Россия говорит о 700 тысячах человек, но это нереальные цифры. По средним оценкам оптимистов и пессимистов, число молдавских мигрантов в России составит около 300 тысяч. Как их будут использовать? Россия не будет выгонять всех, но они могут выслать из страны два поезда, и хорошенько заснять депортацию на камеру, смонтировать – особенно перед выборами. Для многих домохозяйств это, конечно, будет шок, потому что единственный источник их дохода – это денежные переводы членов семей, работающих в России.

– В доле ВВП переводы мигрантов составляют большой процент?

– Несколько лет назад был очень большой – до 32%. Сейчас этот показатель балансирует в районе 22% от ВВП.

Но это не только люди, работающие в России, но и те, кто работает в странах ЕС. Таких очень много – ведь у нас с Евросоюзом безвизовый режим, тем более, что у многих уже имеются румынские паспорта. Сейчас разбивка примерно такая: 60% переводов приходит из стран ЕС, 40% – из России. Общая доля переводов в структуре ВВП уменьшается, но она еще очень большая, поэтому опасность использования этого рычага есть.

У Молдовы в прошлом году рост экономики был 8,9% – это самый большой показатель в регионе. Нельзя сказать, что это было из-за особо успешных реформ, просто был очень удачный год в плане сельского хозяйства. Экономика Молдовы очень сильно опирается на сельское хозяйство – почти 50% всех услуг дает аграрный сектор. Урожая было на 38% больше обычного, и это потянуло весь ВВП вверх. В этом году прогнозируют рост в 4% – вопреки всем эмбарго, санкциям и пр.

– Может ли Россия реализовать сценарий дестабилизации в Молдове, подобный тому, что имеет место на востоке Украины?

– Возможно, но не сейчас. Похоже, в России думают, что они могут выиграть выборы – то есть, пророссийские партии могут выиграть выборы. Если так, то им незачем идти такими грубыми путями, как в Украине. Выборы, скорее всего, будут честными и справедливыми, как и всегда. Что будет дальше – покажут итоги голосования.

Если проевропейское правительство останется у руля, то наверняка будут возникать проблемы.

Служба безопасности Молдовы уже несколько раз разоблачала людей, которых готовят v Ростове для диверсионных актов в Молдове. Некоторых даже судили, чтобы показать, что «мы» следим и все знаем. Впрочем, это был сигнал скорее для внутреннего потребления, чем для России – в Кишиневе знают, что противостоять России трудно. У нас не хватит потенциала бороться с ней без поддержки Запада.

– Если что-то будет предприниматься, то это будет через Приднестровье и Гагаузию?

– Скорее всего, через Приднестровье. С меньшей долей вероятности, через Гагаузию. В Гагаузии уже видят, во что превратился Донбасс, а вот в Приднестровье подобного осознания угрозы пока не показывают.

– Есть ли у правительства какой-нибудь план – среднесрочный или долгосрочный – в отношении этих двух областей? Со стороны кажется, что они предпочитают их не замечать…

– Нет, они замечают. С Приднестровьем у нас действует международный формат переговоров «5+2» – это Россия, Украина, Молдова, Приднестровье, ОБСЕ и по 2 наблюдателя от ЕС и США. Конечно, отношения сейчас очень плохие, особенно на фоне событий в Украине. Администрация Приднестровья чувствует, что статус-кво подорван – в пока он существовал, она чувствовала себя достаточно комфортно. Сейчас всем сторонам непонятно, как будет развиваться ситуация – ты можешь либо все выиграть, либо все потерять.

Недавняя попытка дестабилизации в Гагаузии – конечно же, дело рук России. Раньше там не было никаких проблем. Фактор Гагаузии появился как дополнительный рычаг давления. Стало ясно, что угрозы из России – мол, «если вы подпишете соглашение об ассоциации с Европой, то забудьте про Приднестровье» – уже не работают. Потому и подключили Гагаузию, которая создала немало неприятных моментов для Кишинева, но на данный момент очевидно, что у России сейчас пока нет сил, чтобы открыть «второй фронт».

– Можно ли сказать, что Кишинев смирился с тем, что Приднестровье не будет принадлежать Молдове?

– Не то, чтобы смирились. Подход строится таким образом – сначала мы проводим интеграцию в ЕС, готовим все для вступления в ЕС, и когда останется только одна проблема Приднестровья, мы будем ее решать. Конечно, это может показаться не совсем правильным подходом, но он имеет свою логику. Если Молдова будет удачной в плане реформ экономики, повышения уровня жизни и других показателей, население Приднестровья само выступит за реинтеграцию в Молдову. Пока что, глядя на экономику Молдовы трудно это представить. Это бедная страна, наверное, беднее Украины и всех соседей вокруг, но все же в отличие от Приднестровского региона, Молдова живет по средствам.

Есть шанс, что через лет 5-7 все заработает так, как должно. Минералов и других ресурсов в Молдове практически нет, поэтому присутствует более сильная мотивация и заинтересованность в реальных экономических реформах.

– И все же, какое видение у Кишинева в отношении Приднестровья? Современная практика показывает, что есть два выхода – один как в Шотландии, провести референдум и поделиться полномочиями, или как в Синьцзяне – «замочить» и ассимилировать?

– Вариант «замочить и ассимилировать», конечно, не рассматривается. А вот вариант «поделиться полномочиями» – вполне. Молдавские власти неоднократно говорили про разделение власти.

– А Приднестровье?

– А в Приднестровье говорят, что якобы уже поздно делить власть. «Наш путь – Евразийский союз и соединение с Россией». Молдова готова обсуждать специальный статус, полную культурную и экономическую автономию. Россия согласилась бy на это, если Молдова дала бы Тирасполю еще один рычаг – право вето на все внешнеполитические решения Молдовы и сохранение своих войск на территории Молдовы. Все решилось бы за один день.

Если завтра Кишинев скажет: «Мы согласны, давайте сделаем нейтральную территорию, а мы даем Приднестровью право вето на все наши решения, квоту в 10% на места в парламенте, по одному зам.министра в каждом министерстве» (согласно уже довольно давно разработанной схеме), думаю, Россия бы согласилась. Еще бы преподнесла все это в таком контексте – «видите, как надо договариваться, не то, что Украина».

Тот человек, который сделает это в Молдове моментально станет политическим трупом, лишится уважения и какой бы то ни было карьеры.

В Молдове таких нет. Хотя в кулуарах правительства разговоры о том, как решить приднестровский вопрос, идут.

– Как сегодня складываются отношения Молдовы с Румынией?

– Молдова и Румыния – как все романтично начиналось в 1990-х! Но, тогда помимо деклараций ничего содержательного не происходило – и очарование быстро иссякло. На сегодня Румыния, конечно, более заметна. Во-первых, из-за того, что экономика Румынии встала на ноги, окрепла. Во-вторых, ее привлекательность еще больше выросла, когда она стала членом Евросоюза. Там больше стабильности и возможностей, а главное – четкие правила.

Другой момент касается внутренней политики Румынии. Впервые среди политической элиты в Бухаресте наблюдаются разногласия в отношении Молдовы. Раньше этого никогда не было, был полный консенсус всех политических игроков относительно Молдовы…

– В чем заключался консенсус?

– Неважно в чем – просто политические силы не имели противоречий. Сейчас румынский президент выступает за более агрессивную пропаганду идеи унификации двух государств, а их премьер-министр говорит, что Румынии это не надо, нужны проекты интеграции сугубо в экономической сфере. В Молдове вопрос о воссоединении тоже звучит в предвыборной кампании, особенно на фоне того, что происходит в Украине. Один из политиков заявил, что унификация может произойти в 2018 году.

– Поддерживает ли Румыния какую-то партию на предстоящих выборах?

– Есть одна партия – они очень поддерживают культурно-исторические связи, оппонируют пророссийской партии, но ничего более конкретного в их программе нет. То есть, у Бухареста имеется «своя» политическая партия в Молдове, но, как мне кажется, они не совсем довольны своим партнером в Молдове. Поэтому они сейчас пытаются выстраивать отношения с более солидными партиями Молдовы, но более влиятельные политики также более осторожны. Они понимают, что любой вопрос в отношении Румынии можно выносить на обсуждение только тогда, когда Молдова войдет в Евросоюз.