Публікації

b-00000662-a-00000252
Россия на «постсоветском пространстве»: скорее монстр, чем модель

14:19 14-10-2010

Стаття директора Інституту світової політики Альони Гетьманчук для журналу «Русский вопрос» (рос.)Политика России на так называемом «постсоветском пространстве» – одна из немногих тем, которая и в Москве, и в других столицах региона вызывает одинаково критические оценки. Несмотря на все попытки российского руководства каким-то образом упорядочить набор своих действий в регионе, который они продолжают упорно именовать зоной своих привилегированных интересов (что уже прогресс, поскольку раньше это была зона особого влияния), политика России здесь остается в основном интуитивной и достаточно хаотичной. Главная цель, которую преследовала Россия все эти годы – подтвердить свое право на то, чтобы эту зону привилегированных интересов признали не только в отдельных столицах постсоветского пространства, но и в Вашингтоне и Брюсселе. В некотором роде Москве это удалось, несмотря на официальное отторжение подобных амбиций России со стороны лидеров как США, так и ключевых европейских стран. Частично это может считаться исключительной заслугой российского руководства. А частично – корректирование приоритетов Соединенных Штатов и Европейского Союза, которым легче было закрыть глаза на болезненные амбиции России в ее окружении, чем в дополнение к Афганистану и мировому финансовому кризису получить очередной а-ля грузинский конфликт или очередную газовую войну с закручиванием крана для ряда европейских государств.
Второе дыхание, безусловно, у России открылось с приходом к власти в Украине Виктора Януковича. За первые месяцы его президентства ей удалось снять два самых болезненных вопроса, ранее подрывавших любые попытки наладить диалог между двумя странами: вопрос интеграции Украины в НАТО (украинский парламент принял закон, декларирующий внеблоковый статус Украины) и вопрос базирования Черноморского Флота РФ в украинском Севастополе (новой датой вывода флота вместо 2017 стал 2042 год). В то же время, неожиданно бурная «love story» между Украиной и Россией осталась их сугубо двусторонним делом, никак не повлияв на состояние интеграционных проектов Кремля – Таможенного союза и Организации Договора коллективной безопасности (ОДКБ).
В Киеве сразу дали понять, что членство в Таможенном союзе противоречит созданию Зоны свободной торговли с Евросоюзом, переговоры о которой в полном разгаре. А внеблоковый статус Украины распространяется не только на невступление Украины в НАТО, но и в ОДКБ. Это, правда, не помешало России открыть филиал Института ОДКБ в украинской столице, а возглавил его ни много ни мало – министр Кабинета министров Украины, то бишь официальный представитель правящей коалиции.
Таким образом, факт остается фактом – за все годы, прошедшие после распада Советского Союза, России не удалось преуспеть ни в одном интеграционном проекте, инициированном в Кремле. А ведь именно они должны были символизировать привлекательность российской модели для региона: Таможенный Союз в роли постсоветского Евросоюза, ОДКБ – в роли постсоветского НАТО.
И в этом, в принципе, нет ничего удивительного. Россия, в отличие от Евросоюза, так и не сумела стать моделью для стран региона. Она даже не смогла стать моделью и монстром одновременно, каковыми являются для многих государств мира Соединенные Штаты или, например, НАТО. В некотором роде моделью для отдельных лидеров постсоветского пространства стали разве что те методы управления, которыми пользуются российские руководители. Причем, как не парадоксально, иногда они пользуются популярностью даже в тех странах, которые всячески декларируют приверженность демократическим ценностям и стойко стоят на позиции интеграции в ЕС. Самый, пожалуй, яркий пример – это намерение грузинского лидера Михаила Саакашвили провести конституционную реформу, благодаря которой он по истечению второго президентского срока в 2013 году сможет занять пост премьер-министра. Кто знает, возникла бы такая идея у президента Грузии, если бы раньше ее успешно не реализовал в России Владимир Путин?
Вполне возможно, что роль интеграционных проектов РФ на постсоветском пространстве будет в ближайшем будущем пересмотрена. Причем, едва ли не впервые это будет сделано самой Москвой. С российской стороны все чаще заметны попытки ее одновременного ангажирования в интеграционные проекты как на региональном уровне (Таможенный Союз, ОДКБ), так и на глобальном (Евросоюз, НАТО). Таможенный Союз и ОДКБ для России сегодня – ни что иное, как некое приданое, способное придать ей больше веса и привлекательности в глазах главных международных субъектов.
Российские карты во многом спутала взятая на вооружение президентом Медведевым модернизация, которая предполагает более тесное сотрудничество со странами Евросоюза. Отнюдь, заметьте, не постсоветского пространства. Как результат, в новой стратегии внешней политики России страны Западной Европы – Франция, Германия, Италия – числятся в числе приоритетных направлений российской внешней политики. В то время как отношения с постсоветскими государствами фигурируют только на третьей позиции. Что это значит для стран СНГ? В первую очередь то, что Россия в качестве модели в данный момент сама избирает Европейский Союз. Раз так, резонно возникает вопрос: какой смысл государствам вроде Украины или Молдовы равняться на ориентированную в европейском направлении Москву, если можно сразу равняться на Брюссель? Если есть настоящая модель, зачем брать пример с ее копии?
Евроинтеграция, о которой теперь говорят даже в России, является показательным примером того, что Россия не всегда является страной, способной установить тренды даже в своем ближайшем окружении. Таковым трендсеттером может быть, например, и Украина. Ведь если в Киеве термин «евроинтеграция» вошел в активное пользование еще при президенте Кучмы, то в России это достаточно новая лексическая единица: раньше в Москве предпочитали говорить скорее о сотрудничестве или партнерстве с Евросоюзом. Другой вопрос, что вкладывают в смысл слова «евроинтеграция» в Москве, и какие усилия российское руководство готово потратить на то, чтобы аналогичный смысл вкладывали в понятие «евроинтеграция» в Киеве. Ведь если в украинской столице евроинтеграция традиционно считалась процессом, который привел бы Украину к членству в Евросоюзе, то в России его употребляют сегодня как синоним слова «модернизация».
Так или иначе, пока в Москве делают вид, что не имеют ничего против евроинтеграции Украины, это дает возможность для украинского руководства продвинуться в таких вопросах как создание Зоны свободной торговли с ЕС.
Также неожиданно, как в активном дипломатическом словаре России появилось слово «евроинтеграция», в лексикон российских политиков и дипломатов начали внедряться все более и более откровенные нотки флирта с НАТО. Это, заметьте, в то время, как от других государств СНГ Россия требует снять с повестки дня даже минимальные намеки на их возможное членство в Северо-Атлантическом Альянсе в будущем. О том, что Россия должна начать процесс, который в будущем приведет ее к полноценной интеграции в НАТО, сегодня говорят не только отдельные независимые эксперты. Об этом не так давно написал в своей статье в германской Sueddeutsche Zeitung посол России при НАТО Дмитрий Рогозин (совместно с давним сторонником этой идеи, бывшим министром обороны Фолькером Рюэ). А буквально накануне материал, который сплошь и рядом развенчивает мифы об «агрессивном блоке» НАТО, увидел мир в The Moscow Times под подписью другого официального представителя российской власти – заместителя ректора Дипломатической академии при МИДе РФ. Можно долго дискутировать о том, идет ли речь о некой изощренной игре, своеобразном прощупывании почвы или чем-то другом, но факт остается фактом: Россия сознательно корректирует свое отношение к Северо-Атлантическому Альянсу.
В то же время, интеграционные порывы России параллельно на двух уровнях (региональном и глобальном) отнюдь не отодвигают на второй план намерения РФ максимально укреплять двусторонние отношения с особо важными партнерами на «постсоветском пространстве». Более того, в случае таких ключевых игроков как Украина именно двусторонний диалог будет в ближайшее время главным приоритетом российской внешней политики. Это связано не только с нежеланием Украины интегрироваться в инициированные Россией региональные проекты, но и явными намерениями Кремля создать с помощью Украины некий альтернативный центр влияния в непосредственной близости от ЕС. Наиболее четко сформулировал новые планы РФ относительно Украины вице-спикер Государственной Думы РФ Александр Бабаков. На международной конференции в Ялте, которую ежегодно проводит украинский бизнесмен и филантроп Виктор Пинчук, российский политик заявил следующее: «Россия и Украина могут создать новый глобальный центр, который будет источником для решения многих вопросов на европейском континенте и во всем мире».
Создание подобных связок в российском «ближнем зарубежье» имеет одно существенное преимущество: позволяет Москве разрабатывать индивидуальные подходы к каждой из стран. Ведь более чем понятно: если в отношении Украины или Беларуси ничто не сможет сработать так же эффективно, как энергетические рычаги, то в случае с, например, Таджикистаном критическую роль играют квоты на мигрантов, позволяющие жителям этой страны на законных основаниях работать в РФ.
Если же все-таки попытаться составить рейтинг наиболее популярных и эффективных инструментов, которые позволяют России держать на коротком поводке страны ближнего зарубежья, то он будет выглядеть приблизительно следующим:
– Энергетические рычаги влияния. То, насколько этот инструмент до сих пор остается действенным, наиболее красноречиво Россия продемонстрировала в случае с вышеупомянутой сделкой с Украиной, когда 30% скидку цены на газ использовала для решения суперважного для нее военно-политического задания – продления аренды Черноморского Флота РФ на территории Украины.
– Экономические инструменты. Здесь очень важным трендом является то, что воспользовавшись экономическим кризисом, Россия как никогда активно начала применять на практике по отношению к постсоветским странам не только кнут, но и пряник. Если ранее наиболее действенным методом являлись всяческие блокады и эмбарго (наиболее памятные из них – запрет на ввоз молдавского и грузинского вина в Россию), то сегодня она пытается вовсю использовать и такой «пряник», как финансовое поощрение лояльным странам. Пробные камни такого подхода были брошены в отношении нескольких государств постсоветского пространства практически одновременно и независимо от их географического положения. В случае с Украиной речь шла о $3,5 млрд кредита от банка ВТБ, которые, как утверждают источники, близкие к украинскому правительству, очень серьезно помогли ему решать текущие обязательства, пока вопрос с очередным траншем от Международного Валютного Фонда находился в более чем подвешенном состоянии.
– Игра на сепаратистских настроениях.
Один из российских экспертов охарактеризовал этот подход радикально, но очень точно: «кто не с нами, тот развалится». Как не сложно догадаться, мишенью такой политики считаются в первую очередь государства СНГ с замороженными конфликтами на своей территории или же потенциальными очагами напряжения вроде украинского Крыма. Фактически, речь идет о странах региональной организации ГУАМ. Кульминацией подобной политики в действии стала российско-грузинская война, в результате которой РФ признала сепаратистские территории Грузии -Южную Осетию и Абхазию – независимыми. Возможная утрата территориальной целостности страны стала ключевым аргументом России в теме интеграции Украины и Грузии в НАТО. Аргументом, который сработал на все сто процентов. РФ более чем четко продемонстрировала: страны, которые стремятся в НАТО (как было в случае с Украиной и Грузией), должны быть готовы к тому, что Россия сознательно посодействует их дроблению. Страны, которые гарантируют нейтралитет (как Республика Молдова), наоборот, могут спать спокойно: в Москве демонстративно все будут делать для того, чтобы решить замороженный конфликт в Приднестровье на основе территориальной целостности Молдовы. Другой вопрос, насколько вынашиваемый в недрах российского правительства план федерализации Молдовы устраивает сам Кишинев. Ведь, по имеющейся информации, в нем идет речь о такой федеративной модели, в которой Приднестровье имело бы блокирующий голос.
– Миграционная политика. Здесь возможный радиус действия более чем широкий: от вышеупомянутых квот на мигрантов до такого серьезного элемента, как введение визового режима между Россией и отдельными странами СНГ. Чтобы понять, кто находиться на самых уязвимых позициях, достаточно ознакомиться с пятеркой стран, которые лидируют по числу официально зарегистрированных мигрантов в России. А это: Украина, Казахстан, Узбекистан, Армения и Таджикистан. Приблизительно 4-5 миллионов иностранцев, по оценкам Федеральной миграционной службы России, работают в РФ нелегально. Причем 70% из них – это граждане СНГ. В то же время, несмотря на такой серьезный рычаг влияния, Россия пытается использовать его максимально аккуратно. И понятно, по какой причине: любые резкие движения РФ в миграционной политике могут серьезно настроить против России не только политические элиты, но и в целом население «пострадавших» стран.
Чего пытается добиться Россия, используя эти механизмы? Очевидно, снизить риск появления альтернативных и более привлекательных, чем российская, моделей развития на «постсоветском пространстве». Другое дело, если она сама изберет другую модель, а постсоветские страны будут наследовать уже ее действия. По московскому, а не брюссельскому плану действий.

Журнал «Русский Вопрос»