Новини

Пропонуємо Вашій увазі стенограму відеоконференції «Вибори 2012: наслідки для Росії та регіону», що відбулася в Інституті світової політики 14 березня 2012:Николай Петров, председатель программы «Общество и региональная политика» Московского Центра Карнеги: «В отличие от Украины и даже от Беларуси, в России власть еще ни разу не менялась в результате выборов»По поводу легитимности президентских выборов в России с самого начала возникали вопросы, и после того, как они прошли, эти вопросы никуда не делись. Есть три основных фактора, которые позволяют считать, что выборы были недостаточно легитимными. Один – это третий строк Владимира Путина и Конституция. Второй – это недопущение целого ряда кандидатов. Отбор кандидатов проводился Кремлем и, по сути, в интересах главного кандидата. И третий – это то, как шла кампания, которая действительно демонстрировала очень активное участие Владимира Путина, в том числе с элементами злоупотребления служебным положением, потому что большую часть кампании он провел не как кандидат, а как премьер-министр страны. Если вы посмотрите на освещение кампании, то увидите, что он был главной доминирующей фигурой во всех средствах массовой информации.
Само голосование, которое некоторые эксперты называют одним из самых честных в России за последние годы, тоже вызывает целый ряд вопросов. Пока мы, скорее, можем говорить о возможных массовых фальсификациях, ориентируясь на те цифры, которые есть. Одна из них, например, такая, что по сравнению с 1 января 2012 года, на 4 марта число избирателей выросло на 1,25 миллиона человек, включая 250 тысяч в одной только Москве и 380 тысяч в Петербурге. Это иллюстрация того, что использовались относительно новые технологии, когда по так называемым дополнительным спискам голосовали люди, не включенные в базовые списки избирателей.
В отличие от Украины и даже от Беларуси, в России власть еще ни разу не менялась в результате выборов. В России действует схема: сначала политические элиты делают свой выбор, а потом этот выбор легитимизируется на общенародном голосовании. В этом смысле претензии и сомнения в легитимности имеют очень серьезное значение для политической системы, поскольку определяют неспособность власти предпринимать какие-то серьезные жесткие шаги, которые требуют и сильной власти, и уверенности в том, что она легитимна.
Политическая реформа в России уже идет и то, как она идет, позволяет предположить, что в какой-то момент могут состояться досрочные выборы Государственной Думы. Сам факт проведения досрочных выборов опять-таки может подрывать легитимность президентских выборов, которые во многом были основаны на результатах думских.
Ирина Прохорова, главный редактор журнала «Новое литературное обозрение», соучредитель «Фонда Михаила Прохорова»: «Мы вступаем в важный этап нового диалога власти и общества»
Назвать эти выборы легитимными довольно сложно. Фальсификации были колоссальные, и сейчас штаб Михаила Прохорова собирает огромное количество документальных подтверждений этого. И даже если можно было сделать идеальную картину, собрав только реальные голоса, и победил бы Путин, я все равно бы сказала, что это условно легитимные вещи. Дело в том, что информация о других претендентах блокировалась. Даже то время, которое по закону положено любому кандидату в президенты для освещения своей программы, полностью не отдавалось. У моего брата отняли несколько телевизионных эфиров, просто не разрешили их провести. Таким образом, быть на публике и рассказать о том, как он видит свою программу, будущее России, какие у него есть идеи по поводу реформирования системы власти, правосудия и других вещей, он просто не смог.
В регионах блокировались любые возможности презентации его программы, просто не пустили во многие регионы. В Петербурге было особенно замечательно, потому что там удалили практически всех наблюдателей от Прохорова, а под их видом пустили представителей власти по фальшивым удостоверениям. В Петербурге были «мертвые души», когда просто записывались умершие.
Я бы хотела сказать о позитивных впечатлениях. Политическая активность людей, которую трудно было предположить несколько месяцев назад, говорит в пользу того, что российское общество никогда не впадало в спячку, что эти 10-12 лет шел очень мощный внутренний процесс развития гражданского общества, пересмотр очень многих заблуждений. Создавалось очень много общественных движений, которые боролись с произволом на местах. Правозащитные организации работали много и довольно эффективно. И то, что мы увидели в декабре, первые публичные выступления масштабного плана – это верхушка айсберга. Не знаю, как дальше власть будет работать, позволит ли она выражать свои мнения открыто или будет пытаться закручивать гайки, но мне кажется, этот мощный процесс эволюции общества уже виден и вряд ли остановим.
Основной вопрос на всех митингах, который задавали люди, стоящие на улице: что мы должны дальше делать? То есть, идея не просто выходить митинговать, кричать «Долой Путина!», «Россия без Путина!», а идея, что можно сделать позитивного, что можно организовать, как дальше работать по созданию института гражданского общества. Будущность страны, может быть, больше зависит не от перестановок в самой власти по принципу квартета, а скорее, каким образом общество сможет далее самоорганизоваться, выдвинув целый ряд разных институций, которые могут объединяться и выдвигать какие-то серьезные требования. Опираясь на такие новые институции, поддерживая их, мы можем реально что-то изменить в стране.
Как мы знаем исторически, любая власть желает быть авторитарной и она становится таковой, если общество не выставляет систему сопротивления, буферов в виде институций общественного мнения и влияния на власть. Мы вступаем в важный этап нового диалога власти и общества.
Алексей Малашенко, сопредседатель программы «Религия, общество и безопасность» Московского Центра Карнеги: «Путин – не национальный лидер, потому что он напуган»
Путин – не национальный лидер. Это совершенно очевидно, потому что он напуган. Испуганный человек не может быть национальным лидером. Если бы он рискнул на второй тур, где бы наверняка победил, то выглядел бы сейчас намного престижнее.
Не будет того, что было, хотя бы по той простой причине, что им не совсем довольна элита. Мы много говорим о Путине, но, наверное, нужно уже думать несколько шире. Видимо, будет не этот самый путинский авторитаризм, а будет некая система сдержек и противовесов, которая формируется. Путин будет играть свою роль, но это уже не тот Путин, которого раньше все так любили. Надо определиться, а с чем собственно общество имеет дело? Тем более что это «нечто» будет развиваться, эволюционировать и там будут разные неожиданные варианты.
За всех говорить не буду, но про Кавказ и Центральную Азию можно сказать то, что там задумались, с кем и как иметь дело. Евразийский союз, Единое экономическое пространство – все это замечательно и прекрасно, но это все невозможно без Узбекистана и Украины. А будут ли там они, неизвестно. Подо что они будут идти? Под Путина? Поэтому эти выборы, уже третье избрание Путина, которое мы сейчас наблюдаем, оказывает влияние на все то, что мы видим вокруг себя. Несколько замедленное влияние, но, тем не менее, это игнорировать нельзя.
Ирина Бережная, народный депутат, Партия регионов:
Ирина Дмитриевна, позволю задать себе несколько парадоксальный вопрос: не думаете ли вы, что протесты в Москве на Болотной площади и в других городах России сыграли не только против Владимира Путина, но и на руку Владимиру Путину, поскольку, как точно заметил в своей статье в журнале «Россия в новой глобальной политике» Федор Лукьянов, протесты мобилизировалипропутинский электорат, который в другой ситуации явно предпочел остаться дома, чем идти на выборы, будучи уверенным в убедительной победе Владимира Владимировича и так?
Ирина Прохорова: Эта версия тиражируется очень широко, но мне кажется, что она абсолютно неверная. Мы мало знаем даже в собственной стране об истории протестного движения последнего полугода. Более-менее известно о московских, питерских событиях, но, например, еще вначале ноября в Красноярске были протесты. Там 10-15 тысяч человек с детьми вышли на улицу против строительства какого-то коксо-перерабатывающего предприятия. Это такой экологический протест, к которому даже начали подключаться политические партии. Поэтому нельзя говорить, что это произошло вдруг. Большое количество внутреннего, еще никак неоформленного недовольства в обществе существует. Его больше, чем мы думаем.
Скорее, здесь был мобилизирован репрессивный аппарат, работающий на выборах, где всем был дан приказ: как хотите, но извольте сделать нам тот процент, который требуется.
Я сомневаюсь, что Путин даже в свои первые два срока был таким уж национальным лидером. Это очень сомнительно, потому что и предыдущие выборы были специфически аранжированы.
Николай Петров: В краткосрочной перспективе в логике президентской кампании мобилизация электората если не пропутинского, то конформистского имела определенный позитивный смысл. Но в более длинной перспективе это очень опасная вещь, когда власть сама поощряет митинги как единственную форму политического диалога и множит число людей, которые лично сталкиваются с тем, какими методами действует власть. Не секрет, что на пропутинских митингах было много людей, которых заставляли позитивными или негативными стимулами принимать в них участие.
Ирина Бережная, народный депутат, Партия Регионов:
Принято считать, что Россия имеет влияние на Украину. Однако,не могу не согласиться с мнением тех экспертов, которые считают, что и Украина имеет огромный потенциал влияния на Россию. Что, кстати, красноречиво продемонстрировано в исследовании Института мировой политики «Мягкая сила Украины в регионе». Эта «мягкая сила» Украины в России проявлялось и тогда, когда Россия активизировала свое вступление в ВТО, после того, как туда вступила Украина. И тогда, когда Россия вслед за Украиной устами Дмитрия Медведева начала говорить о «евроинтеграции», хотя ранее говорила исключительно о партнерстве и сотрудничестве с Евросоюзом. Каким образом, на ваш взгляд, опыт Украины, которая пережила «оранжевую революцию», но потом избрала президента, который во время революции был по другую сторону баррикад, сегодня способен повлиять на развитие ситуации в России? Извлекли ли российские элиты, и российское общество урок из поражения «оранжевой революции» в Украине? Второй вопрос. Как известно, короля делает свита. Кто, на сегодняшний день, является главным мозговым центром Владимира Путина? Насколько они формируют внутриполитическую и, что самое важное для Украины, внешнеполитическую повестку дня российского президента или же Путин полагается лишь на свои собственные представления об интересах России и свою собственную интуицию?
Ирина Прохорова: Этой несчастной Оранжевой революцией пугают нас последние полгода, подозревая всех лидеров протестного мнения, что они тут готовят переворот и путч. Это страшно пугает российских избирателей, поскольку в России немножко по-другому структурируется идея протеста. В большинстве своем здесь никто не хочет революций. Некоторый трагический опыт бесконечных смут российское общество приводит к мысли о том, что надо двигаться цивилизованным путем. Это не значит, что опыт Украины никак не освоен мыслящими людьми. Если власть вовремя не принимает серьезных и правильных решений, не идет навстречу обществу, то и происходит этот катаклизм. Сама революция – это всегда свидетельство смерти политического организма.
Большинство деклараций лидеров протеста, за исключением двух самых радикальных, как раз говорят: нет, мы никаких революций не хотим. Мы хотим, чтобы эта власть соблюдала нею же принятые законы, фактически повторяя лозунги правозащитников 60-70-х годов прошлого века. В этом смысле не соблюдаются основы Конституции, уголовно-гражданского права. В конце концов, надо честно вести диалог с обществом, слышать его требования. В Украине и России пока немножко разные векторы развития протестов. Тем ни менее, они сходны в том, что люди требуют элементарного уважения, попранного достоинства, личной безопасности.
Не мне судить о результатах, но очень грустно, что Оранжевая революция превратилась в такой жупел, которым все время пугают российских граждан.
Алексей Малашенко: Центр, может быть, и есть, но на счет мозгов там по-моему все хуже и хуже.
Ирина Прохорова: Я не знаю, кто является мозговым центром г-на Путина. Извините, не вхожа.
Смешно, что стали праздновать победу до того, как подсчитали все голоса. Было подсчитано около 15%, а уже начались гуляния.
Николай Петров: Я бы напомнил речь Путина на ночном митинге. Она содержала такой очень конфронтационный элемент, как нашу победу над значительной частью нехороших людей, что очень неприятно.
Ирина Прохорова: Было поразительно, что риторика была, как будто отстояли Москву от фашистов, но в реальности свыше 50% граждан не проголосовали за него. Эта неожиданная милитаристская риторика мне кажется очень странной. Против кого тут воевали? Против собственного народа? Это поразительный сбой сознания. Не надо быть опытным политиком, чтобы просто сказать: я услышал голос народа, подумаю и обязательно исправлю те ошибки, которые были допущены, пока я не был президентом. Это был бы нормальный и правильный шаг. Вместо этого говорится о победе над неизвестно каким врагом. Это наводит на грустные размышления о его дальнейшей политике.
Роман Бессмертный, Чрезвычайный и Полномочный посол Украины в Беларуси (2010-2011), комендант Майдана в 2004-м:
Одним из достижений Оранжевой революции есть то, что здесь рядом сидят представители абсолютно противоположных идеологий. Еще одним успехом является то, что Президентом после Оранжевой революции избран лидер тогдашней оппозиции господин Янукович. Что будет после? Будет ли успех у Януковича после того, как лидеры оппозиции посажены в тюрьму, – это уже другой вопрос.
Полтора года назад в Минске мне пришлось видеть, как человек, который имел самый большой рейтинг на тот момент 41%, в результате получил 86% голосов. В Киеве меня все убеждали, что Путину не нужна фальсификация, он победит и так. Это неправда, потому что я видел пример Лукашенко. И разговор не о Путине, Бог с ним.
Скажите, видите ли вы альтернативу Путину не как человеку, а как явлению для современной России. Меня интересуют не фамилии, а политическая позиция, идеология. Есть ли содержательная альтернатива? Потому что, хотим мы этого или нет, но Путин является собирательным образом – вот, где проблема. И смотря на вас, я могу повторить, что слишком узок круг этих революционеров, страшно далеки они от народа.
Ирина Прохорова: Я с вами не согласна касательно того, что он собирательный образ. Если бы Владимир Путин не был назначен на эту должность, а пробивался на политической арене, делал партию, завоевывал доверие, любовь, электорат действительно как настоящий политический деятель, то тогда можно было бы говорить, что он стал собирательным образом. Здесь ситуация намного сложнее, все-таки не забывайте, что массированная пропаганда делает свое дело.
Я поставлена немножко в неловкое положение, мне придется говорить, что я вижу одним из лидеров моего брата, что это так не только потому, что он брат, а потому, что он пытается представить то, что вполне может быть серьезной альтернативой. Но я не исключаю, что сейчас настанет эпоха, когда вопреки всем действиям властей начнут появляться разные политические лидеры, которые представляют разные взгляды на развитие России, но точно будут альтернативны путинскому проекту.
Мне кажется, что эти лидеры могут возникать из каких-то общественных организаций, что вокруг них будут концентрироваться разные круги людей. Не уверена, что они могут быть сразу с политическими лозунгами, может, это будут лидеры общественного мнения. Думаю, мы в начале какого-то интересного процесса, который может очень сильно изменить конфигурацию и расстановку сил во власти.
Алексей Малашенко: Не будет лидера, будет некий аналог среднего класса, который осознает сам себя. Он начинает осознавать свои задачи и цели. Это не народ, это опять-таки меньшинство, это тот локомотив, который действительно что-то может сделать. Если не завтра, то потом. Если тенденция к консолидации и осознанию своих классовых интересов состоится, а к этому дело идет, то картина еще более поменяется. И вот тот класс и создаст ту самую альтернативу не Путину, а этому режиму и системе, которая сейчас существует.
Но это будет очень непросто, потому что Россия большая, там много нефти, много газа, а когда всего много, это тоже очень плохо. Но, тем не менее, какие-то ростки совершенно очевидны. И что с этим будет делать правящий класс, элита, пока тоже непонятно, потому что есть взаимные симпатии и есть взаимные отторжения, во всяком случае, будут весьма интересные события в ближайшее время.
Николай Петров: Времени для политической системы на очень серьезные изменения отпущено гораздо меньше, чем это может занять у среднего класса на консолидацию и формулирование четких интересов. Путинская система уже закончилась, она уже не может существовать в том виде, в каком была раньше. Есть два фактора, которые заставляют Путина очень серьезно меняться. В зависимости от того, в состоянии он будет это сделать или нет, будут зависеть его политические шансы как лидера. С одной стороны, сейчас Путин самый сильный политик, но отнюдь не государь, каким был раньше.
Второй фактор заключается в том, что вся кампания проходила под лозунгом «отсутствие перемен, сохранение статус-кво». И то самое относительное большинство, которое Путину удалось сформировать в ходе кампании, и благодаря которому получилась победа, оно сейчас на Путине висит тяжелым бременем. Новое правительство должно предпринимать целый ряд серьезных достаточно радикальных и болезненных шагов, ломая то, с чем Путин получил свой третий мандат. Поэтому он сам будет могильщиком той системы, которую он построил раньше. И в зависимости от того, удастся ли ему найти себя в этой роли, мы увидим, сохраниться ли он до конца этого президентского срока или нет.
Михаил Погребинский, политолог:
Я считаю, что России неплохо было бы вернуться к монархии. Не могу согласиться почти со всем тем, что от вас услышал. Все, что вы говорите, производит такое впечатление, что вы можете изменить страну без Путина. Однако даже элементарный трезвый анализ говорит, что без Путина вы ничего не поменяете. Он уже президент, поэтому вы должны искать способ выйти на диалог с ним.
Я очень надеюсь, что эти протестные движения не утихнут, поскольку без них власть действительно ничего менять не будет. Это давление нужно, но оно должно быть структурировано и организовано таким образом, чтобы с ним можно было разговаривать, чтобы вместе с Путиным менять страну. Иначе вы ничего не поменяете.
Николай, когда начинал наш разговор, сказал, что выборы были неправильные, поскольку все остальные кандидаты были назначены президентом. То есть получается, что ваш брат тоже? Это не вопрос, это лишь констатация этого дискомфорта.
Ирина Дмитриевна, вы – человек культуры. Для меня то, что происходит сейчас с людьми культуры в России, проводится в очень простую линию от Герцена к народовольцам, к социал-демократам, Русскому освободительному движению, которое поломало самодержавие и привело страну к 70-80 летнему цивилизационному провалу. Вы как человек культуры не ощущаете грех русской интеллигенции, культуры, которая привела ко всему тому, что переживает сегодня Россия?
Ирина Прохорова: Начну с греха русской интеллигенции. Знаете, вы озвучили классический советский взгляд на интеллигенцию, которую обычно винят во всех грехах. Я бы назвала это переносом с больной головы на здоровую. На самом деле проблема российской революции отнюдь не в Герцене, а в том, что большевики узурпировали это протестное движение. Это вина большевиков. Это мне напоминает ситуацию в 90-х годах, когда журналистов обвиняли в том, что началась война в Чечне. Будто бы именно из публикации спровоцировали военные действия. Эти антиинтеллектуальные кампании, которые периодически вспыхивают в нашей стране, собственно, и сейчас наблюдается такая вспышка – это печальное наследие тоталитарной системы, которая не любит интеллектуалов вообще. Я думаю, что никакого греха русской интеллигенции я не наблюдаю, скорее, грех лежит на других сословиях общества.
Что касается диалога с Путиным. Несомненно, диалог с властью нужно вести, но это нужно делать системно, а именно путем самоорганизации общества. Мы очень часто преждевременно начинаем этот диалог, недостаточно поработав с самим обществом. Если есть какая-то миссия русской интеллигенции, или другими словами миссия культурного сословия, то это скорее не вести диалог с властью, а вообще начинать работать с обществом. Заниматься просветительством, вести с ним серьезный разговор. Нужно четко понять, что собой общество представляет, как оно стратифицировано, какие там возможности и точки роста. Как ни странно, именно это, несмотря на всякие социологические исследования, совершенно сейчас не освещается. У меня, как соучредителя Фонда Михаила Прохорова, есть восьмилетний опыт просветительской деятельности и поддержки культурных проектов в регионах. Мы изучаем общество в регионах по многим сферам, и по вопросам демографии, культуры, экологии. Оказывается, что мы совершенно не представляем, какое есть количество точек роста, которые мы просто игнорируем, поскольку представляем общество абстрактно, как в учебниках об абстрактном обществе, об абстрактной демократии. Мы недооцениваем те движения, которые существуют. К примеру, то же движение «Синие ведерки», и ему подобные – это уже не протогражданское общество, это самые настоящие политические движения, которые уже сформированы, и с ними нужно говорить на их языке. А мы продолжаем искать матрицу и алгоритм, как это делается в абстрактной Европе: мол, у них это так и так, а у нас ничего не совпадает. Мы не учитываем особенностей собственного общества, которое может выражать политический протест, пусть даже специфическим языком. Поэтому, мне кажется, нам следует активно работать с обществом, а вот потом уже выступать и вести диалог с властью.
По поводу бесконечных разговоров о том, что мой брат – Кремлевский проект. Во-первых, сам Кремль распространял эту байку. Во-вторых, мы же сами вот несколько минут назад согласились, что Кремль не может уже контролировать все. Почему же мы не допускаем, что Михаил Прохоров – это как раз то явление в политике, которое не контролируется Кремлем. Сейчас, когда Кремль не может запретить какие-то вещи, он пытается задушить это в объятиях. Это замечательная тактика: не можем это движение погубить, давайте его возглавим. Мой брат сделал много разных выводов, более того в конце кампании он объявил о создании партии, хотя в начале был не уверен, нужно ли это делать. Теперь же он видит, что существует поддержка, существует потенциал, появляется среда. Сейчас мы видим, что люди созрели для серьезных политических действий.
Алексей Малашенко: Знаете, весьма тяжело разговаривать с Путиным. Как вы, полагаете, с ним можно вести диалог и уговаривать? Это малореально. Во-вторых, я согласен, что Кремль сегодня не может все контролировать. Важно, чтобы вы это понимали. И последнее, извините, я повторюсь, но у нас есть гражданское общество. Мы его либо не видим, либо недооцениваем, но оно есть, и с этим тоже приходится считаться.
Павел Жовниренко, председатель правления Центра стратегических исследований:
Как вы оцениваете эффективность работы наблюдателей ОБСЕ и других иностранных наблюдателей? Ведь они заняты всего один день, а то, что было до дня выборов, я говорю об Украине, уходит из поля внимания.
Как вы оцениваете эффективность вашей работы по ответу на вопрос митингующих, которые спрашивали, что им делать на выборах? Удалось ли их направить или каждый нашел свое место? Насколько эффективно было участие этих людей и создание Лиги избирателей?
Какие выводы сделали господин Прохоров и госпожа Прохорова для того чтобы победить в будущем?
Николай Катеринчук, народный депутат Украины, «Европейская партия Украины»:
В свое время я участвовал в подготовке профессиональных наблюдателей, которые непосредственно на участках противостояли фальсификациям. Вы, мне кажется, должны были предвидеть, что во время выборов будут «карусели», манипуляции со списками, что будет голосование на дому. В одном из своих выступлений Михаил Прохоров упомянул, что готовится около 20 тысяч наблюдателей, но это очень малое количество, если сравнить с ресурсами тех, кто победил на этих выборах.
Сделали ли вы технологические выводы и как вы собираетесь бороться на парламентских выборах, уже зная прорехи законодательства? Сколько все-таки голосов получил Владимир Путин на этих выборах? Каков его реальный результат? Я понимаю, что слезы Путина ничего не значат, крокодилы тоже плачут, но мне кажется, он должен осознавать, что Россия тоже изменилась.
Ирина Прохорова: Что касается эффективности наблюдателей и выводов, которые мы сделали с этой кампании, меня глубоко и приятно поразило впервые на протяжении 12 лет количество людей, в том числе и представителей молодежи, которые жаждали стать наблюдателем на выборах. В последствии они объединились в такие организации как «Лига наблюдателей», «Гражданин наблюдатель». С последним объединением, кстати, успешно сотрудничал наш Фонд. Мы выпустили книгу «Разгневанный наблюдатель», где подробно описано все, что происходило на избирательных участках во время декабрьских выборов, и что необходимо впредь знать наблюдателям. Это, мне кажется, само по себе мощное гражданское движение, когда люди стремились препятствовать фальсификациям. Даже если это не удалось, надо ценить само желание людей осознано это делать. Они стояли часами у штаба Прохорова, ожидая книжек, инструкций и уходили на участки с огромным желанием что-то делать. Возможно, на этих началах и основаниях будет выстраиваться общественное движение.
Николай Петров: Что касается наблюдателей – да, действительно, это для России совершенно новая вещь. Десятки, сотни тысяч людей готовы идти наблюдать. Возникает парадокс: с одной стороны, власть хочет победить на выборах, с другой – не хочет плодить большое число протестующих, которые лично столкнулись с фальсификациями. В тех городах, где были наблюдатели, результаты выборов существенно ниже для власти. Поэтому власть вынуждена была эту разницу компенсировать, и контрасты фантастические. Важную роль играет миссия наблюдателей ОБСЕ, которая в течение двух месяцев будет изучать и анализировать ситуацию.
Что касается фальсификаций, то они были не такими как раньше. Меньше было переписывание протоколов, зато было массированное использование админресурса. В Петербурге количество избирателей выросло на 10%, что является 20% от количества проголосовавших. В целом, Путин победил, хоть и в абсолютно нечестной кампании. Я думаю, что он все же набрал больше 50%, что однако не делает результат легитимным. И о диалоге: я думаю, он невозможен, сам Путин дал понять, что не настроен на диалог. Власть сама создала некий вакуум, когда существующие партии не пользуются поддержкой и авторитетом в обществе, и не могут служить модераторами такого диалога. Нет и людей, которые пользовались бы авторитетом у протестующих. Власть видит протест, но договариваться с его участниками она не может. Однако Кремль тоже действует в этом направлении. Во-первых, сейчас проводится политическая реформа. Кроме того, Владимир Путин впервые реально и активно участвовал в политической кампании. Также отказ от традиционных фальсификаций тоже можно рассматривать как шаг навстречу в этом диалоге, и ответ на протестные настроения.
Павел Жебривский, народный депутат Украины:
Честно сказать, нам не хочется иметь дело с Путиным с его «неоимперскими тараканами» в голове. Безусловно, мы хотели бы иметь дело с демократически избранным президентом, который был бы демократом по духу. Но тут есть одна угроза, как мне кажется, демократизация России может повлечь распад России на национальные государства. И мой совет господину Прохорову, не нужно строить партию, а нужно показать тренд. Только средний класс может объединиться вокруг того, кто покажет демократические подходы к формированию команды и демократические подходы к управлению Россией.
Анатолий Луценко, GMT Group:
Я считаю правильным намерение Прохорова создать политическую партию. Необходимо конвертировать результат в политический капитал. Но, мне кажется, что программа Михаила Прохорова не совсем способна удовлетворить средний класс, ее не хватит для создания полноценной партии. Ее нужно расширить, чтобы ее посылы были релевантны, адекватны ожиданием класса.
Ирина Бережная:
Во время дебатов с Михалковым, вы сказали, что разговоры политиков о величии России в Евразии – просто приятные разговоры, которые позволяют ничего не делать. Насколько идея Евразийского союза популярна в российском обществе? Или же люди также думают, что это предоставляет возможность не модернизировать страну. Также, скажите, возможен ли Евразийский союз без Украины? Всем известно, что Дмитрий Медведев на посту премьера не самый оптимальный вариант для Путина. Если ваш брат, Михаил Прохоров, хочет изменить Россию, готов ли он проводить реформы в столь сложных условиях? Иными словами, согласился ли бы он стать премьером при президенте Путине?
Ирина Прохорова: Спасибо за советы и пожелания. Однако невозможно ждать периода, когда будут идеальные условия, когда все будет получаться. Надо пробивать эту брешь самостоятельно, иначе мы останемся в авторитарном обществе в ожидании светлого будущего. Евразийский союз – это сложный вопрос, каждый понимает это по-своему. То, что имел в виду Михалков – это идея особого пути России как евразийского государства. По моему мнению – это дурная мифологема, которая заслоняет реальные проблемы. И я категорически не согласна с тем, что демократия развалит Россию. Демократическое управление гибкое, оно помогает разрешить конфликты в обществе, в то время как авторитарные образования распадаются под первым же ударом.
Что касается участия моего брата в правительстве, я не могу отвечать за него. Но в начале кампании он говорил, что если его программа будет принята, он может рассматривать такой вариант. В конце кампании, он изменил мнение, и сказал, что не согласится на должность в правительстве. Думаю, все будет зависеть от курса президента. И еще, мы недооцениваем фактор культуры. Росси и Украине не нужно ждать пока договорятся лидеры. У нас есть огромный пласт культуры, общей истории. И если мы будем расширять масштабы нашего культурного общения, появится диалог и на политическом уровне. Я сотрудничаю, как издатель, с украинскими историками, у нас много украинских авторов. И могу вас заверить, что культура имеет решающее значение.
Алена Гетьманчук: Спасибо огромное, Ирина Дмитриевна. Спасибо всем участникам за такую интересную дискуссию. Спасибо нашим партнерам в Москве, Московскому центру Карнеги за помощь в организации данного мероприятия.