Публікації

Стаття Альони Гетьманчук, директора Інституту світової політики для “ДЗЕРКАЛА ТИЖНЯ”Говорят, после президента сильного, но неправого, обычно приходит президент слабый, но правый. Во Франции сегодня произошла как раз такая история. После сильного Николя Саркози пришел слабый Франсуа Олланд. Пришел не как Олланд, а как «анти-Саркози». Новый президент Франции сам не скрывает: выборы стали судом над его предшественником, а не оценкой его собственных заслуг.\
Заслуг как для новоиспеченного лидера Пятой республики у Олланда действительно не так уж много. Министерские посты никогда не занимал. Самый острый кризис, который пришлось ему пережить, — это раскол в его родной Социалистической партии вокруг текста Европейской конституции в 2005 году. Персональные контакты на уровне действующих лидеров других государств сводятся на сегодня к встрече с одним-единственным президентом — президентом Польши Коморовским. А вопрос «Какую внешнюю политику собирается проводить Олланд?» звучит почти так же загадочно и риторически, как в свое время известная фраза Шарля де Голля «Как можно управлять нацией, у которой двести сорок шесть видов сыров?».

Внешняя политика — действительно пока одно из самых слабых мест новоизбранного президента. Понятно, что если это «слабое место» нисколько не помешало ему стать президентом, то оно имеет отнюдь не критическое значение для французов. Когда Николя Саркози пытался щегольнуть на фоне Олланда в образе увенчанного лаврами дипломата, французские комментаторы реагировали достаточно скептично: политики пытаются продать внешнюю политику, когда уже нечего предъявить избирателю во внутренней.

Это при том, что для французских элит внешнее измерение политики Франции всегда играло огромную роль. Символическое подтверждение этому — тот факт, что дипломатическая служба Франции по количеству сотрудников занимает второе место в мире после дипломатической службы США.

Неизвестно, сколько времени уйдет у Олланда для постижения азов дипломатического искусства, понятно одно: его внешняя политика будет отличаться от проводимой Саркози главным образом по стилю, содержание же в большинстве случаев останется прежним. Другими словами, уже сегодня понятно, что внешняя политика будет менее персонализированной и драматичной, но более предсказуемой, нежели во времена Саркози.

Франсуа Олланда трудно представить в роли, которая больше всего удалась его предшественнику, — роли президента по международным кризисам. Будь этот кризис в далекой во всех отношениях для Парижа Грузии, Ливии или на Берегу Слоновой Кости. В то же время французские социалисты так же дружно выступали за кампанию в Ливии. Еще и винили Саркози за медлительность.

Другое дело, что в первую очередь Олланду придется разобраться с делами европейскими. Восстановление европейской экономики, по словам советников Олланда, будет главным приоритетом в его внешней политике. Олланд уже успел получить от британского The Economist прозвище самого опасного человека в Европе после того, как он начал продвигать идею пересмотра рожденного в переговорных муках и под чутким руководством канцлера Меркель фискального пакта ЕС. Хотя на самом деле непонятно, почему Саркози был менее опасен для Евросоюза, когда предлагал вывести Францию из Шенгена или когда лоббировал на высшие посты в ЕС кандидатуры людей, которые ни в коем случае не должны затмить своим статусом и профессионализмом его, любимого?

Пожалуй, Германия является первым и самым серьезным тестом, который ожидает нового президента Франции уже в первые недели его президентства. Ведь символичность момента не в том, что Ангела Меркель открыто поддержала Николя Саркози. И даже не в том, что не захотела встретиться с Олландом во время его ознакомительного европейского турне. Дело в том, что канцлер Германии прекрасно понимала, что игнорирует будущего президента Франции, но всячески дала понять: сегодня она может себе это позволить. И в принципе была права: Олланд все равно решил свой первый заграничный визит в качестве президента осуществить в Берлин. А что, собственно, ему остается делать? Это раньше были времена, когда Германия и Франция слаженно выступали на европейской сцене каждый со своей сильной «партией»: немцы — с экономикой, французы — с политикой и безопасностью. Сегодня Германия с помощью экономики быстро оседлала и европейскую политику, а Франция застыла в ужасе от самой мысли о том, что в любой момент может пополнить ряд стран, которые всячески содействуют разделению Европы на успешный и стабильный Север и инфицированный кризисом Юг.

Второй срочный внешнеполитический тест для президента Олланда — американский. Уже через несколько недель он примет участие в двух саммитах на территории США — G8 в Кэмп-Дэвиде и НАТО в Чикаго. Именно там он даст предварительный ответ на вопрос, будет ли Франция для Америки партнером-подражателем, как нередко бывало во времена президентства Саркози, или, скорее, вернется в свою привычную роль партнера-раздражителя. Ее Олланд опробовал еще во время предвыборной кампании, пообещав вывести войска из Афганистана уже в конце 2012 года, то бишь на два года ранее намеченного американцами срока.

Пройти этот тест после Саркози будет не так уж и легко. Кто-кто, а он, пожалуй, являлся самым дружественным к США президентом Франции за последние полвека. А свое прозвище «Сарко-американец» оправдал уже тем, что вернул Францию в военные структуры НАТО, увеличил контингент в Афганистане, занял более жесткую, чем сами США, позицию по Ирану и Сирии, и в первых рядах принялся разруливать ситуацию в Ливии. Если что и могло серьезно раздражать американцев в Саркози, так это его неуемный темперамент. «Уже самого присутствия в комнате вместе с Саркози достаточно для того, чтобы у кого угодно поднять уровень стресса», — так писали американские дипломаты в одной из своих депеш, ставших доступными благодаря Wikileaks. Да еще, может быть, его порывы навязать персональную дружбу Обаме вперемешку с явными приступами ревности к международной славе американского президента.

У Олланда такие симптомы не прослеживаются. Хотя к Обаме у него тоже особое отношение. Когда журнал Paris Match попросил его назвать четырех политических лидеров, которые особенно вдохновляют новоиспеченного французского президента, он назвал Нельсона Манделу, бразильского президента Лулу, Гельмута Коля и Барака Обаму. Именно к американскому президенту апеллировал и экс-премьер (сегодня один из главных кандидатов на пост министра иностранных дел) Лоран Фабиус, защищая будущего президента от нападок по поводу его более чем скромного внешнеполитического досье: мол, Обама, когда пришел к власти, тоже не имел большого международного опыта.

В целом трудно не согласиться с моими коллегами из вашингтонского Центра стратегических и международных исследований (CSIS), которые полагают, что кто бы на самом деле ни стал президентом Франции, у внешней политики этой страны на сегодня есть несколько главных вызовов. Например, Париж не может не учитывать тот факт, что фокус международной политики все больше сдвигается на Восток, в частности в сторону Китая и Индии. Это как раз та часть мира, где французское политическое, экономическое и даже культурное присутствие и влияние особенно слабое. Во-вторых, экономические и финансовые вопросы играют все большую роль в эпоху глобализации. Сама Франция и остальной мир привык воспринимать эту страну как серьезную политическую и культурную величину, но отнюдь не экономическую. Французской дипломатии при всем ее желании или нежелании придется учесть социальные и экономические вызовы как у себя в стране, так и в целом в Европе. В-третьих, проблема ресурсов. При постоянном давлении с целью сократить бюджетный дефицит и национальный долг может случиться так, что политически уместнее для Франции будет сократить расходы на внешнюю политику и оборону (от миротворческих контингентов до количества дипломатов), чем на внутренние социальные программы.

А теперь о том, что следует ожидать Восточной Европе от президента Олланда. Мои французские собеседники, специализирующиеся на этом регионе, в один голос утверждают: скорее всего, это будет продолжение политики в стиле Russia first (сначала Россия). Даже несмотря на то что из двух главных кандидатов атлантист Саркози считался предпочтительнее для Кремля, чем социалист Олланд.

Это, конечно, вовсе не значит, что с Олландом России придется тяжело. Приятный для Москвы символический жест он уже сделал — выступил за продолжение сделки с продажей «Мистраль».

Есть, правда, один нюанс, на который, в частности, обращают внимание мои собеседники из дипломатических кругов Франции. Это акцент, который Франсуа Олланд делает во внешней политике на демократические ценности, особенно на соблюдении прав человека. В коммюнике после парламентских выборов в России Олланд не на шутку прошелся по поствыборной ситуации: в частности, говорил о том, что «жестокое подавление выступлений оппозиции вызывает озабоченность» и что «свобода манифестаций должна быть в полной мере соблюдена». В интервью французскому еженедельнику Le Nouvel Observateur он пришел к выводу, что «Россия причастна к резне в Сирии». Ну и, наконец, в ходе предвыборной кампании дал понять: в случае своей победы будет более чем пристально следить за развитием демократии в других странах.

Если это на самом деле произойдет, то вряд ли украинские власти в их нынешнем формате могут рассчитывать на хорошие новости из Франции. Хотя на это и так особо никто не надеется. Многому научила история с президентством Саркози.

Вряд ли для кого-то является секретом, сколько плохо замаскированных надежд в свое время вызвало это избрание в Украине. Оптимизм навевали мельчайшие детали. Оброненная Саркози на посту министра внутренних дел Франции фраза, что Киев — это, безусловно, «европейская столица». То, что его внешнеполитическим советником стал господин Левит — француз с украинскими корнями. И то, что Саркози большой атлантист, значит, будет слушать на тот момент «дружественную» Киеву Америку, а не «злую» Россию. И то, что об украинских перспективах интеграции в ЕС Саркози никогда не выражался так резко, когда говорил о Турции. То есть, никогда и ни под каким соусом.

Ну а уже во времена Януковича в Киеве многие тешили себя мыслью, что Саркози — в первую очередь талантливый бизнесмен, и он, в отличие от некоторых других европейских лидеров, не будет устраивать украинской власти мастер-классы по вопросам демократии и соблюдения прав человека.

Вряд ли подобные мастер-классы будет проводить небизнесмен Олланд. Не потому, что Украина на внешнеполитической карте Парижа имеет весьма размытые контуры. И не потому, что Франции нравится происходящее сегодня в нашей стране. Просто потому, что у нее совсем другая дипломатическая культура. Культура, в которой не привествуется слово «нет». Виктор Янукович, по нашей информации, имел все шансы ознакомиться с ее элементами, когда так и не получил внятного ответа по поводу запросов на его встречу с президентом Франции в Нью-Йорке во время Генасамблеи ООН в сентябре прошлого года или с премьер-министром Франции во время саммита по вопросам ядерной безопасности в Сеуле.

Мы вряд ли увидим главные действующие лица французской политики в первых рядах защитников Юлии Тимошенко или в авангарде стран, бойкотирующих Евро-2012. Даже при том, что в вопросе бойкота Евро-2012 французам намного ближе позиция Германии, чем Польши. Впрочем, как и немцы, французы пока нажали в этом вопросе на «паузу»: ожидают положительных сигналов в деле Тимошенко вроде разрешения на ее лечение в Германии.

Такое равнение в своей украинской политике на Берлин — еще одна плохая новость для украинской власти, которая периодически имеет склонность возводить Германию в ранг «врага №1 Украины в Евросоюзе». Либо за то, что немцы высказывают недовольство демократией без стабильности времен Ющенко, либо за то, что разносят в пух и прах стабильность без демократии времен Януковича.

Вторая плохая новость (но уже исключительно для сторонников членства Украины в ЕС) состоит в том, что Украину Олланд в Евросоюзе не видит. Это стало понятно во время его визита в Варшаву в марте этого года. А точнее — в ходе дискуссии о будущем Европы, организованной шеф-редактором Gazeta Wyborcza Адамом Михником, в которой, кроме Олланда, принимал участие также бывший президент Польши Александр Квасьневский. Именно Михник в роли модератора и задал Олланду явно неожиданный для последнего вопрос об Украине. И Олланд дал на него явно искренний, а не отшлифованный советниками и спичрайтерами ответ: Украина не числится на сегодняшний день в списке государств, которые могли бы быть приняты в Евросоюз. И в том, что членство в ЕС не должно быть наградой за демократию, поскольку демократия должна сама по себе быть целью для стран, которые стремятся в Евросоюз. Как бы потом Александр Квасьневский ни доказывал французскому гостю, что Украине следует и «дальше показывать европейскую перспективу, чтобы поощрять ее к демократизации и движению в сторону Европы, а не России», Олланд остался при собственном мнении. Кстати, вопрос относительно европейского будущего Украины был единственным, который сумел спровоцировать настоящую дискуссию между Олландом и его польскими собеседниками. Во всем остальном «будущем Европы» общий язык между французом и поляками был найден быстро.

Но даже при всем этом окончательно хоронить украинскую демократию в Париже не спешат. Хотя бы потому, что намерены дождаться парламентских выборов в Украине. По словам наших собеседников из правительства Франции, именно выборы должны вынести окончательный вердикт состоянию демократии в Украине. Точно так же, как дело Юлии Тимошенко, по мнению наших французских собеседников, является неким мерилом ситуации с правами человека в Украине. Собственно, именно поэтому посол Франции по правам человека Франсуа Зимере так настойчиво пытается эту ситуацию изучить.